Іван Трембовецький

Любой клочок земли родной страны надо удерживать и оборонять. Все равно, кто твой враг. Если завтра на нас нападет другая страна, мы тоже пойдем защищать родину.
По поводу решения... Скорее всего, мирными договоренностями делу не поможешь. Только военным путем.
 
Хочу передать огромный привет всем своим друзьям и побратимам, которые сейчас на передовой. Мы о вас помним. Свистящих вам, чтобы сепары стреляли мимо! Побольше вам позитивных новостей. И победы! Особенно — второму батальону 95-ой бригады. А также огромный привет спецподразделению "Барвиха": Ярославу, Жоре, Валере и Андрюхе!

Если честно, я не вижу ничего героического в том, что я делал, потому что это обычный мужской поступок. Меня так воспитали родители. Мама говорила: «Женщины рожают, мужчины — родину защищают». Поэтому никого героизма. Если уж у нас сложилась такая ситуация, и началась война, надо идти защищать свою страну. Это — простой нормальный мужской поступок.
В феврале-марте прошлого года, когда началась оккупация Крыма, по телеканалам шла бегущая строка, обращение Минобороны с призывом о том, чтобы десантники, морпехи и спецназовцы приходили в военкоматы. Позвонил мой армейский друг, с которым мы проходили срочную службу: "Страна зовет — идем в военкомат". И мы пошли в военкомат.
Были очереди. Перед военкоматом стоял стол, за которым сидел офицер и проверял военные билеты, записанную в них военную специальность. Больше половины людей он с благодарностью отправлял домой, а меня, десантников и морпехов направил в военкомат. Там нашли наши личные дела, причем к концу февраля они уже были полностью проверены, и в них значилось, кто чем занимался в мирной жизни. Мне сказали, что я — в первой волне мобилизации. Я тогда сказал, что если надо воевать, я пойду, а бумажки перекладывать — нет уж, сами перекладывайте. Оставил телефон и поехал домой. Где-то недели через три позвонили, спросили, могу ли я по следующему звонку явиться в военкомат.  Подумал: Киев большой, пробки — за два часа доберусь. В итоге, позвонили около 21.30 вечера и попросили явиться в военкомат в 6 утра. У меня был простой вопрос — зачем? Последовал уникальный ответ: нам интересно, сколько процентов десантников придет по звонку военкомат.
Пришли — и нас через два часа отправили в Житомир. Мы прошли супер-медкомиссию: на вопрос "здоров?" после ответа "да" сразу же писали "годен"; взяли кровь из вены, сделали флюорографию и отправили на распределение в бригаду. И уже на следующий день я был зачислен в ряды разведвзода второго батальона 95-ой бригады — где служил, туда и вернулся.
За десять дней мы прошли переподготовку, постреляли, покидали гранаты, немного побегали, водители поездили на технике и отправились в Николаевскую область на полигон на учения еще на два дня. А потом нас отправили в Херсонскую область. Там мы провели пару недель, а уже оттуда стартовали в Донецкую область. Хотя мы думали, что поедем в Крым.
Хочу сказать огромное спасибо Союзу предпринимателей города Гусятина, особенно — семье Перегинець. Их сын некоторое время служил в нашем взводе. Этот союз и люди этого города одели наш взвод, обеспечили экипировкой (формой, берцами, рюкзаками). Это для нас были первые волонтеры. 
Так, в зоне АТО я пробыл с 20-х чисел апреля 2014 года по март 2015 года, за исключением месяца отпуска в декабре.
Если будет введено военное положение, то, несомненно, сразу пойду на войну. А если, как сейчас говорят, полгода не будут трогать, а с осени начнут призывать по второму кругу — посмотрю по обстоятельствам. Страна у нас большая, призывать еще есть кого. Думаю, призывать одних и тех же — неправильно, я ведь не контрактник. Это неправильно, как минимум, по отношению к родственникам, так как родные и близкие переживали за тебя на протяжении года, и есть те, которые попадали в больницу на нервах, дождались сыновей с войны, а тут опять...
Плюс — посмотрю, изменится ли отношение Генштаба, Минобороны, государственных чинов и депутатов к военнослужащим, которые сейчас защищают страну. Потому что когда тебя не ценят, не показывают, что ты нужен государству, вообще не хочется идти туда.
Но если будет некому идти воевать, то «Жора» скажет: "Идем!". И мы пойдем. 

Если честно, я об этом не думал. Всегда был оптимистом и верил в лучшее, думал о будущем. Было тяжело, страшно, очень страшно... Но мы просто выполняли приказы и поставленные задачи.

Было большое удивление вначале, когда мы только попали в Донецкую область. Туда мы ехали через разные области, где нас приветствовали, местные угощали, кормили. Но когда мы въехали в Доброполье, то поняли, что тут нас никто не ждет, и местные настроены агрессивно. Они говорили много плохого о нас, что нас здесь убьют, что там будет Россия, что мы не украинская армия, а наемники, приехавшие не понятно, откуда, то есть какой-то бред. Мы это слушали минут сорок. Затем приехал наш командир бригады и увидел у женщины пистолет за пазухой. Он дал нам команду всех положить на пол. Мы всех положили, стали с ними говорить на украинском языке. Тогда те поверили, что мы — украинская армия, стали оправдываться, что, мол, хотели проверить, действительно ли мы украинские военные. Мы сдали их в местное СБУ, но там их очень скоро отпустили. А в интернете мы потом наслушались рассказов этих людей о том, что мы их били, пытали, насиловали. Хотя мы лишь связали некоторых, потому что они оказывали сопротивление. Это удивило.
Но в мае 2014-го, когда мы поехали на гору Карачун, и тогда уже начались бои, как-то нам навстречу выбежал мальчик лет пяти. Он кричал: "Слава Украине!".  У нас слезы текли… Тогда стало понятно, что есть люди, ради которых мы туда пришли.

Мама просто дала мне военный билет и сказала идти защищать родину. Она отнеслась спокойно, она — дочь военного. Мама сказала: «Если ты решил так, то будет так — это твой выбор». Отец хотел пойти воевать вместо меня, у него был опыт военных действий в Афганистане. Сказал ему, что он свое отвоевал — теперь наша очередь.

Чувство юмора, конечно, присутствовало. Если у тебя нет чувства юмора на фронте, то это первый звоночек, чтобы обратиться к психологу. Без юмора — тяжело.
Много было смешных историй. Как-то мы писали письмо «царю Путину», как казаки турецкому султану — есть на ютюбе ролик. Часто друг друга подкалывали.
Когда мы были в Песках, ходили там рыбачить, хотя удочек не было. Сначала мы бросали в воду гранату или тротиловую шашку, а потом плавали и собирали улов. Старшим по сбору рыбы был "Курбас". Когда он плавал за рыбой, по нему стрелял вражеский снайпер. Он нырял глубоко, затем выныривал, показывал фигу и снова заныривал, потом снова показывался над водой, спрашивал: "Ще є ця падла?", и снова нырял. Но рыбу собирал всю.
Большое спасибо сепаратистам за то, что они своей миной как-то попали в озеро. Рыбы всплыло столько, что хватило на все подразделения, что были в Песках. Даже ребятам в аэропорт отправили уху. И местным жителям хватило.
Вообще, про юмор можно рассказывать долго. Но в связи с тем, что армейский юмор специфичен (он не очень цензурный), потому вдаваться в подробности в прессе не особо удобно.

Местные — очень разные. Да, есть те, которые свято верят в Рассею. Есть другие, которым все равно, кто будет у власти — лишь бы деньги им платили вовремя. Были люди, которых мы останавливали на блокпостах — они кричали "ДНР!", это было еще до серьезных военных столкновений. На вопрос, зачем им это надо, они отвечали: «Мы кредит банку платить не будем». Этот ответ нас просто "убил".
Однако там много людей, которые верят в Украину, живут ею, но большинство из них боится что-либо сказать, находясь в том регионе. Они боятся за свою жизнь, за своих близких, боялись потерять работу.
А есть и такие, кто ценой собственной жизни помогал нашей армии, кто присоединялся к добровольческим батальонам и воевал за свою страну, за своих близких, за свой украинский регион.
Также есть люди, настроенные против всяких "новороссий", "днр" и "лнр", но в ходе боевых действий и столкновений армии с сепаратистами, они потеряли родственников. С ними надо быть осторожными, потому что они могут перейти на сторону боевиков.
Зомбируют местное население Донбасса до сих пор, и очень круто. Когда мы были мы в Песках, и когда была возможность посмотреть телевидение, мы видели их «шикарные» каналы: "Оплот ТВ", "Новороссия ТВ" и т.д. Мы все их обобщили, как "Сепар ТВ". День-два посмотришь, и думаешь, что мы все-таки большие "редиски".

1) Сложный вопрос. Большинство людей в России зазомбированы российскими СМИ, и многие боятся высказать свою точку зрения. Пока у меня разочарование и отрицательное отношение к тем людям, которые свято верят своему «царю».
Но есть надежда на людей мудрых, думающих и поддерживающих нашу страну. Надеюсь, их станет больше. Им — спасибо.
2) По началу не хватало еды, экипировки, медикаментов. Техника, оружие и люди были. Постепенно у нас все это появлялось благодаря небезразличным людям и волонтерам, которые помогали армии. Спасибо им за это. Если бы не они, то мы бы через месяц с гастритами лежали в госпиталях. За экипировку, приборы ночного видения — большое спасибо организации "Вернись живым". Хочу поблагодарить эту команду и поздравить их с днем рождения — им сегодня год. Виталий Дейнега, Сергей Савченко и все- все, продолжайте то, что вы делаете. Желаю, чтобы ваша работа скорее закончилась, и вы вернулись в ту жизнь, которая у вас была до войны.
В полях не хватало, когда выпадало время отдохнуть, досуга: не было ни книг, ни газет — ты не знал, чем себя занять. Была одна гитара на весь батальон, одна моя отдушина. В лесах-полях также не хватало кровати и душа — о них мечтали, как о манне небесной.
К зиме была серьезная нехватка техники: наша техника еле дышала, некоторая не подлежала починке. Также не хватало водителей, пулеметчиков и просто бойцов.

Честно — нет. Военным нужно приходить в парламент, но сначала пусть передадут полномочия и командование батальонами, пусть наденут гражданскую одежду. Если у них есть возможности и мозги что-то полезное сделать в политике, то почему бы и нет. Некоторые могут поменять что-то в армии, зная проблемы, которые сейчас существуют. Однако нынешние военные в парламенте таковыми не являются, на мой взгляд. На данный момент многие военные в рядах партий — просто ширма, которую сейчас модно использовать в политических играх. Если ты пошел в парламент, то не будь марионеткой, отстаивай свои позиции. Главное, чтобы не скурвились...

Мы слышали кавказскую речь. Были и местные сепаратисты, и казаки. Мы добывали много их трофеев, к примеру, шевронов от казачества. А российских военных там полно. Сейчас идет война артиллерий. Да, любого шахтера, тракториста, рядового гражданина можно научить стрелять, но научить управлять артиллерией или высокоточным оружием за такое короткое время — нереально: это физика, математика, вычисления, карты, правильная корректировка. Этому учат в военных учреждениях. Вы ведь сами смотрите новости и видите, что нас атакуют минометами, «Градами», «Торнадо», «Смерчами» — это могут делать только профессиональные российские военные.

Командование нашей бригады было эффективным. Приказы отдавались вовремя, командование реагировало быстро. Наши командиры ответственно относились к военному делу и берегли бойцов. Иногда даже не дожидаясь команд свыше, реагировали.
Если честно, перемирия просто надоедали... Нам говорили: ждите, смотрите и стреляйте только в ответ. И ты ждешь, когда он будет в тебя стрелять. Но мы — ВСУ, мы выполняли приказы и соблюдали перемирие, так как у наших военных есть честь. Но если по нам открывали огонь, мы отвечали. Так было часто.

Сейчас нет людей, с которыми можно говорить. Война... Надо быть жестче. Если бы мы были жестче, все бы уже закончилось.

Да мне все равно, как ее называют. Мы должны понимать, что если сейчас мы введем военное положение и назовем происходящее войной, у нас не будет помощи извне, и все в стране будет работать на военных. Да, военные при этом все будут «в шоколаде». Но пока мы можем обходиться без этого.
Называйте происходящее как угодно, главное, чтобы люди поняли, что у нас война, тогда будет толк.

1. Война изменила, конечно, ценности. Многое переосмыслено. Когда мне звонили на передовую и говорили, что доллар по 30, мне было все равно. Там понимаешь, что деньги и богатство — это такая ерунда по сравнению с жизнью — твоей и близких. Бывало, после боя приезжаешь на базу, обнимешь побратимов и совершенно не думаешь о каких-то финансовых выгодах или о чем-то подобном.
Качества — какие были, такие и остались. Ничего нового не открыл. Единственное — понял: страшно, когда тебе уже не страшно — так пропадает инстинкт самосохранения.
2. Буду рассказывать детям и внукам красивые сказки. Им не надо знать, что и как было в этой войне. Надеюсь, в то время будут книжки, хорошие патриотические фильм (которых сейчас не хватает), достойные программы — все оттуда и узнают.
3. Забыть хотелось бы отношение руководства страны к бойцам. Когда понимаешь, что всем на тебя плевать, становится обидно. Надо кончать с этой бюрократией.

Это все — результат пропаганды и информационного влияния РФ на восточные регионы Украины. Еще с 2003 года я предполагал, что у нас будет большой военный конфликт с Россией. То они на Тузлу посягали, то им не понравился первый Майдан… Все к этому шло. Посмотрите, что говорили все российские каналы в последние годы, и поймете, что уже два-три года точно история начала ими коверкаться, Украина им не давала спокойно жить, потому что Киев — не РФ, и историю они пытались менять под себя.
Всем сердцем хочу, чтобы эта война закончилась нашей победой.

Мне передали туда чудесную книжку — стихи Есенина. Также у меня всегда была с собой гитара. Отвлекали детские рисунки и открытки, разговоры по телефону с близкими — это была большая поддержка. Также мы могли отвлечься с друзьями-сослуживцами. И — юмор.

Да, люди были разные. Наш батальон на 97% состоял из мобилизованных людей. Все были разными: с разными интересами, образованиями, специальностями — от сантехника до дипломата и экс-депутата (он погиб).
В принципе, уживаться было легко. Бывали случаи, когда сложно было найти общий язык, но это единичные случаи. На войне все открыто, и ложь быстро проявляется. Рано или поздно ты покажешь свою сущность. 
Легко ли было научиться воевать? Непросто. Я считаю, что нам, первой волне, скорее всего, было проще, чем всем последующим волнам. Мы всему учились постепенно, у нас не было сразу же жестких столкновений и канонады. У нас все шло от единичных выстрелов до круглосуточного артобстрела. Мы привыкли к этому. Сейчас ребятам, которые приходят, будет сложнее: сразу после подготовки они попадают на фронт. Пока идет перемирие (с нарушениями, но перемирие) им будет легче. 

Те, кто там сейчас остался, в большинстве случаев заложники ситуации, потому что им некуда деваться. Это больше касается пожилых людей. Также там есть и пособники террористов, сепаратистов. Уже много людей переехали на мирную Украину, и пока у них нет желания туда возвращаться, хотя им тяжело — все оставить не каждый сможет.

Мы воевали не за власть, президента или депутатов. Мы воевали за свою родину, за Украину. Страна у нас прекрасная, красивая. Государство — никакое. Приехав домой, демобилизовавшись, смотришь — противно: за год ничего не сделано и идет очередной дерибан. А те, кто кричал год назад "кулю в лоб", кроме набивания своих карманов, ничем не заняты. Есть малый процент народных избранников, которые пытаются что-то сделать, но им мало дают возможностей. Надеюсь, что это меньшинство в скором времени сожрет этих "упырей", и мы все построим правовое европейское образованное целеустремленное государство.
А жизнью ребята жертвовали ради своих близких и семей, чтобы эта чума, что сейчас на Донбассе, не пришла к ним домой.

Я телевизор мало смотрел. Но некоторые вещи мы не должны показывать и рассказывать в СМИ — что, где, как, что мы планируем. Это раскроет карты противнику, который постоянно работает, не дремлет.

Да, пошел бы.

Да, иногда прилетает. Если «Грады» сепаратистов находятся в жилом секторе, нам все равно нужно как-то их уничтожить. Мы просто так не стреляем. Но если оттуда ведется огонь по нам, мы вынуждены отвечать. С их стороны идут постоянные провокации, потому что они между собой не могут поделить, что к чему. Радовало, когда «Оплот» с «Востоком» воевали — мы хоть отдохнули.

С одной стороны, дисциплина военных лучше, поскольку у нас есть приказы, которые мы должны выполнять, как и у Нацгвардии. Добровольческие батальоны до их вхождения в состав ВСУ или Нацгвардии могли делать что угодно, и это, скорее, минус, чем плюс. Но с другой стороны, дисциплина во многих частях очень хромает. Самая реальная проблема — это алкоголь. С этим тяжело бороться, так как если человек пил дома, в армии или добровольческом батальоне он тоже будет пить. В батальоне от таких легче избавиться — их можно уволить, а в армии для этого требуется куча писанины и куча бумаг. Это сейчас проблема номер один.

Излишнее внимание иногда мешает что-то спланировать. Ажиотаж вокруг аэропорта и «киборгов», с одной стороны, был правильным: нам нужно было сделать героев, так как у нас их не было. Это маленькая история этой войны, которую знают все. Нам в школе рассказывали о героических поступках казаков, рыцарей. А это — наша современная история, которую люди должны знать.
Но с другой — постоянная атака медиа и журналистов, которые все время стремились заехать в аэропорт, чтобы просто "зачекиниться", была перебором. Некоторые вещи надо показывать общественности, но все должно быть в меру.
Мы должны отстаивать свои блокпосты, укрепления, удерживать позиции, но иногда стоит и отступить, чтобы потом победить. Что было правильным в отношении донецкого аэропорта — не могу судить. Я был в аэропорту до декабря. Нас поразило, когда появился блокпост, на котором наши должны были «здороваться» с сепаратистами, проходить через них. Как только мы поздоровались с «Мотролой», мы просрали всех «киборогов»! Это было позором. Наши водители как-то на БТРах несколько раз в день прорывались в аэропорт «дорогой смерти», рисковали, но привозили боеприпасы, продукты, эвакуировали раненых, ротировали пацанов, не проходя таких обысков на сепаратистских блокпостах.
Почему было столько жертв в ДАПе в конце — не могу ответить, меня там не было. Об этом могут говорить только те, кто там был, и их командиры.

Уверенность в том, что тебя прикроют с тыла. Когда ты видишь, что постоянно работают минометы, артиллерия, когда понимаешь, что за тобой придет эвакуация, и тебе привезут боеприпасы или провиант, постоянно есть связь, понимаешь, что все будет нормально. Просто некоторый барьер страха надо переступить.
В тот период, когда мы были в аэропорту, это не была самая страшная точка — это была самая раскрученная точка. Там бывало страшно, но проходил этот этап, и было нормально.
Сложно было постоянно сохранять трезвый ум и хладнокровность, потому что иногда хотелось бежать вперед, но это было бы печально. 

Да, были случаи. Когда заходили в Славянск, там один дедушка ждал, что мы его будем «карать», а мы ему помощь принесли, еду. Также и в Песках люди смотрели с опаской. А когда несешь им провиант, а после обстрела бежишь, спрашиваешь, нужна ли им помощь — удивлялись. Люди осознавали, что мы — не уроды, как нас описывает Россия.

Их подготовка была разной. К примеру, в аэропорту всегда было понятно, кто на нас идет атакой. Иногда шли "зомби" — это был не понятно кто, со стеклянными глазами, будто под чем-то. С ними проблем не было — лишь бы хватало боеприпасов. Но были и другие, которые ухитрялись пробираться очень близко к нам. Обычно сепаратиста ты мог увидеть за 300-400 метров, но когда ты видел человека за 20 метров до нашей позиции, значит, он имел особую подготовку. Это были какие-то «спайдермены», которые пробирались к нам. Говорили, что это был спецназ. А вот местные минометчики стрелять научились, но толка не было — так, только пугали.

Затягивание войны выгодно многим руководителям нашей страны, так как можно сослаться на войну и воровать деньги из бюджета, обогащаться. Одно время были открыты границы с Россией (не знаю, как сейчас), когда у кого-то, несмотря на войну, все работало и все отгружалось в Россию. На это было противно смотреть. Доказательств много, просто кому-то это выгодно.

Я относился к этому спокойно, потому что принял это в свое время. В свое время мой отец и дядя воевали, они мне как-то сказали: "Ты пойми, там — война, а здесь — как было, так и осталось. Только цены поднялись. То, что люди видят войну по ТВ, не значит, что они понимают, что на самом деле происходит». Да, не по себе, когда патриотизму некоторых заканчивается на том, что он наденет майку с гербом, повяжет сине-желтую ленточку и будет кричать "Слава Украине!". Больше всего меня "убивала" «Диванная сотня», которая писала или звонила и рассказывала, что мы воевать не умеем, что надо действовать по-другому. Ну, если вы — бойцы спецназа, то придите, научите нас, страна нуждается в стратегах, тактиках и просто бойцах. Сейчас многие занимаются страйкболом, у них есть подготовка — если вы патриоты, придите и научите, поезжайте на передовую. Но — легко говорить, а делать непросто. В теории и в книжке написано одно, а на практике — другое.

После дембеля — хорошо. Отдохнул. На работе восстановился, но ушел в отпуск. Хочется отдохнуть и подлечиться. Государство не приняло никакого закона о реабилитации военных. Ведь не все могут после демобилизации вернуться на работу, а сейчас — уволился из ВСУ и иди завтра же на работу. Хорошо, когда руководство компании идет навстречу, дает возможность отдохнуть. Но так не всегда и не у всех.
С войны остались две проблемы: во-первых, я стал много курить, во-вторых, матерюсь, пытаюсь не делать этого. Военные без мата — это непонятно.
Также иногда сложно осознавать, что там продолжают служить твои друзья, а ты здесь, переживаешь за них. Сложно понять, что от тебя здесь мало толку, а там от каждого зависело многое, от всех зависела жизнедеятельность подразделения.
Многим тяжело, потому что адреналин, которого было предостаточно там — это офигенный наркотик, и когда он в крови был постоянно, ты как-то хреново себя чувствуешь здесь, без него.

Да не было никакой славы... Я к этому отношусь иначе, понимаю, что сейчас о тебе помнят, сегодня ты "в тренде", а завтра о тебе забудут. Я этому не придаю значения. И я спокойно отношусь, если нас называют «киборгами».
А второй половинке я не даю повода ревновать. Пусть ее подруги завидуют...

Мой позывной — «Юнга». Когда впервые давал интервью, раскрыл имя, но позывной не хотел говорить: мне еще надо было воевать, зачем раскрывать все. «Росомахой» и «Пушкиным» меня называли по-приколу, так как ходил с бакенбардами.
А «Юнга»... Был веселый анекдот про боцмана и юнгу, но его не буду рассказывать, так как он немного некорректный. Еще вначале мой товарищ "Боцман" попросил сменить позывной, который был у меня со срочной службы — "Тромб", поскольку у него в голове был тромб, и он очень нервничал, когда слышал мой позывной. Мы с ним сдружились. Он был «Боцманом», а я — «Юнгой», так и прижилось.